Оглавление Дядя Епишка Сырым осенним утром на усталой кляче ночного извозчи¬ка-старика, в ободранной пролетке я тащился по безлюдным переулкам между Пречистенкой и Арбатом. Был девятый час утра. Кухарки с корзинками, полными провизии, семени¬ли со Смоленского рынка; двое приготовишек неторопливо путались в подолах своих серых шинелей, сшитых с расчетом на рост... На перекрестке, против овощной лавки, стояла ло¬шадь и телега на трех колесах; четвертое подкатывал к ней старичок-огородник в белом фартуке; другой, плотный, боро¬датый мужчина в поношенном пальто, высоких сапогах и круглой драповой шапке, поднимал угол телеги. Дело, одна¬ко, не клеилось. Толстая лавочница, стоявшая у двери в лав¬ку, равнодушно лущила подсолнухи, выплевывая скорлупу на узенький тротуар. На земле валялся картофель, выпавший из телеги, — а ей и горя мало! Лущит да поплевывает. Я спрыг¬нул с пролетки, подбежал, подхватил ось, а старателя в дра¬повой шапке слегка отодвинул в сторону: — Пусти, старик, я помоложе! Я поднял угол телеги, огородник ловко закатил колесо на ось и воткнул чеку. Я прыгнул обратно в пролетку. Поехали. Мой извозчик, погоняя клячу, смеялся беззубым ртом и шамкал, указывая кнутом назад: — Граф-то как старается! — Какой граф? — Да вон, у телеги. Я оглянулся. Оба старика подбирали с мостовой картофель. Лавочница по-прежнему лущила семечки. — И чего только ему надо? К нам в Дорогомилово приходил надысь работать. Наш хозяин, Козел, два пятерика дров купил, свалил их на улицу и нанял нас перетаскивать во двор и уложить в поленницы, а граф—тут как тут: давайте, говорит, ребята, я помогу... Мы дрова таскаем, а он укладывает. Поработал и денег не взял. Потом наши ребята его видели на Красном лугу: с золоторотцами из «Аржановки» тоже дрова укладывал... Старик болтал всю дорогу, пока я не отпустил его на Арбате. Но и получив деньги, он все продолжал говорить: — Свой дом в Хамовницком переулке, имение богатое... Настоящий граф — Толстов по фамилии... Я тогда не обратил внимания на слова старика и тотчас забыл о них. Прошло два года. Я работал в «Русских ведомостях». Они еще помещались в наемной квартире, в доме Мецгера, как раз на переломе несуразного Юшкова переулка между Мясницкой и Сретенкой. Редакция помещалась в доме, выходящем на улицу, а типография занимала большой корпус в глубине двора. Вот туда-то я и шел, чтобы сдать в набор заметки. Происходило это утром, когда в редакции обычно никого не бывало. Впереди меня к редакционному подъезду подошел плотный человек в поношенном драповом пальто, высоких сапогах и драповой шапке, как-то знакомо нахлобученной. И вся фигура сзади показалась мне знакомой: видал где-то! Чело¬век входил в подъезд, когда я шел мимо. Затворяя дверь, он на миг повернулся, и я увидел бородатое лицо. Где я его ви¬дел? Пробыв минут пять в типографии, я забежал в редакцию посмотреть газеты. Швейцар в очках читал «Московский листок». — Никого еще нет? — Никого. Вот сейчас только Лев Николаевич заходил, спрашивал Василия Михайлыча¹. — Кто? — Граф Толстой... Да как вы его не встретили? Сей минут вышел. А! Так вот кому я когда-то помог колесо надеть! Я совершенно забыл об этой встрече, да и думать никак не мог, что знаменитый писатель ходил в Дорогомилово дрова в пятерики укладывать и одевался так бедно. Я полагал, что он живет в своей Ясной Поляне, и не знал, что к тому времени, когда мы встретились, он уже переехал в Москву. ¹ Соболевского. |