|
Оглавление Маг я волшебник Над входом в театр «Эрмитаж» начертано было: «Сатира и мораль». Это была оперетка М. В. Лентовского, но оперетка не та¬кая, как была в Москве до него и после него. У него в оперетке играли: С. А. Вельская, О. О. Садов¬ская, Зорина, Рюбан (псевдоним А. В. Лентовской, артистки Малого театра), О. И. Правдин, Родоп, Давыдов, Фюрер и другие знаменитости того времени. Публика первых представлений Малого и Большого теат¬ров, не признававшая оперетки и фарса, заполняла зритель¬ный зал театра Лентовского в бенефисы своих любимцев. В 1882 году (год Всероссийской выставки) в саду «Эрмитаж», залитом (впервые в Москве) электричеством, кто-то в публи¬ке, указывая на статную фигуру М. В. Лентовского в белой чесучевой поддевке, бросил крылатое слово: — Московский маг и чародей. Слова эти подхватили газеты, и прозвище осталось за ним навсегда, но никто не знал, чего это ему стоило. Лентовским любовались, его появление в саду привлекало к себе взгляды, его гордая, стремительная фигура поражала энергией, и никто не знал, что, прячась от ламп Сименса и Гальске и ослепительных свечей Яблочкова, в кустах за кас¬сой каждый день по очереди дежурят три черных ворона, три коршуна, «терзающие сердце Прометея». Это были ростовщики. Они поочередно: день — один, день — другой, день — третий — забирали сполна сборы в кассе. Как-то одного из них Лентовский увидел в компании своих знакомых, ужинавших а саду, среди публики. Сверкнул глазами, прошел мимо. В театре присутствовал «всесильный» генерал-губернатор князь Долгоруков. Лентовский торопился его встретить. Возвратившись обратно, он ищет глазами ростовщика, но стол уже опустел, а ростовщик разгуливает по берегу пруда с сигарой в зубах. — Ты зачем здесь? Тебе сказано сидеть в кустах за кассой и не показываться в публике! Тот ответил что-то резкое и через минуту полетел вверх ногами в пруд. — Жуковский! Оболенский! — крикнул Лентовский своим помощникам. — Не пускать их дальше кассы; они ходят сюда меня грабить, а не гулять! Сборы в театре были огромные, но расходы все-таки превышали их: уж очень широк был размах Лентовского. Только «маг и волшебник» мог создать из развалин то, что сделал Лентовский в саду «Эрмитаж». Когда-то там было разрушенное барское владение с вековым парком, огромным прудом и остатками дворца; потом француз Борель, ресторатор, устроил там гулянья с буфетом, эстрадой и небольшой цирковой ареной для гимнастов. Дело это не привилось и перебивалось «с хлеба на квас». Приехал как-то в этот сад Лентовский. Осмотрел. На другой день привез с собой архитектора, кажется Чичагова. И вырос «Эрмитаж» среди задворок убогих домишек, между Божедомским переулком и Самотекой, засверкал огнями электричества и ослепительных фейерверков, загремел оркестрами из знаменитых музыкантов! Летний московский вечер. В саду «Эрмитаж» гремит музыка перед началом спектакля. На огромной высоте, среди ажура белых мачт и рей, летают и крутятся акробаты; над прудом протянут канат для «русского Блондена». На середи¬не огромной площадки— цветники с фонтаном; за столиками— постоянные посетители «Эрмитажа». У каждого свой столик. Вот редактор «Московского листка» Пастухов со своими сотрудниками. Рядом, за двумя составленными стола¬ми—члены московской английской колонии, прямые, натя¬нутые, с неподвижными головами. По соседству гудит и чокается — кто шампанским, кто квасом —компания из Таганки, уже зарядившаяся где-то заранее. На углу, против входа, сидит в одиночестве огромный полковник с аршинными черными усами. Он заложил ногу за ногу, курит сигару и ловко бросает кольца дыма на носок своего огромного лакового сапога. Это полицмейстер Огарев. — Душечка, Николай Ильич, как это вы ловко! — заме¬ чает ему, улыбаясь, одна из трех проходящих мимо него дам. Он милостиво улыбается и продолжает свое занятие. А кругом, как рыба в аквариуме, беспорядочно движется публика в ожидании представления. Среди нее художники, артисты, певцы; всем им вход бесплатный. Оркестр грянул увертюру, и все Хлынули в театр. Серафима Вельская, Зорина, Лентовская, Волынская, Родон, Давыдов — у всех прекрасные голоса, изящные манеры. Ни признака шаржа. Публика хохочет, весела и радостна. «Сатира и мораль». В антракте все движутся в фантастический театр. Там, где чуть ли не вчера стояли развалины старинных палат, поросшие травой и кустарником, мрачные и страшные при свете луны, теперь блеск разноцветного электричества — картина фантастическая... Кругом ложи в расщелинах стен, среди дикого винограда и хмеля, перед ними — столики под шелко¬выми, выписанными из Китая зонтиками. А среди развалин — сцена, где идет представление. Откуда-то из-под земли гудит оркестр, а сверху, из-за развалин, плывет колокольный звон. Над украшением «Эрмитажа» и его театра старались знаменитости: Карл Вальц, Гельцср, Левот, выписанный из Па¬рижа, Наврозов, Шехтель, Николай Чехов, Бочаров. Аплодисментам и восторгам публики нет конца. И всюду, среди этого шума и блеска, мелькает белая поддевка Лентовского, а за ним — его адъютанты; отставной полковник Жу¬ковский, старик князь Оболенский, важный и исполнительный, и не менее важный молодой барин Безобразов, тот самый, что впоследствии был «другом великих князей» и представителем царя в дальневосточной авантюре, кончившейся японской войной. Безобразов тогда уже бывал в петербургских сферах, но всегда нуждался в деньгах и из-за этого выполнял разные поручения Лентовского, а иногда был у него на посылках. — — Жуковский, закажи ужин! Скажи Будакову, что Пасту¬хова сегодня кормлю, — он знает его вкусы. — А ты, князь, опять за уборными не смотришь... Посмо¬три-ка, в павильоне что... Остается на берегу пруда вдвоем с Безобразовым. — Так завтра, значит, ты едешь в Париж. Посмотри там, нет ли хороших балерин... Там тебе приказ написан, все подробно. На телеграммы денег не жалей. — Слушаю, Михаил Валентинович. А утром я вижу в «Эрмитаже», на площадке перед театром, то ползущую по песку, то размахивающую руками и снова ползущую вереницу хористов и статистов, впереди кото¬рой ползет и вскакивает в белой поддевке сам Лентовский. Он репетирует какую-то сцену в оперетке и учит статистов. Лентовского рвут на части. Он всюду нужен, всюду сам, все к нему: то за распоряжением, то с просьбами... И вели¬кие, и малые, и начальство, и сторожа, и первые персонажи, и выходные... Лаконически отвечает на вопросы, решает ко¬ротко и сразу... После сверкающей бриллиантами важной Зориной, на которую закричал Лентовский, к нему подходит молоденькая хористочка и дрожит. — Вам что? — M..м...мм... — Вам что? — Михаил Контрамарозич, дайте мне валентиночку,., — Князь, дайте ей валентиночку. Да две: небось, с кавалером! — И снова на кого-то кричит. М. В. Лентовский частенько бывал «обязан полицией» «не выезжать» из Москвы. В один прекрасный вечер он вылетел на воздушном шаре за пределы не только столицы, но даже и Московской губер¬нии. Забеспокоились кредиторы, заявили в полицию, а один из самых злобных даже требовал, чтобы полиция привлекла его за нарушение подписки о невыезде. Дело кончилось ничем, а Лентовский смеялся: — Я не давал подписки о невылете. |
Электронный журнал
Наша миссия — вернуть чувство Дома
Иосиф Бродский
