|
25.11.2006 15:36:23 |
Каролина |
Привет всем!
Я решила, что сначало размещу эссе о Москве, которое я написала полтора года назад. Называется «Лицо Москвы». Я это делала для себя, чтобы лучше понять, где я и что я видела с тех пор, как я впервые приехала в Москву. Я сейчас смотрю на жизнь в Москве немножко по-другому, но думаю, что это хорошое начало для этого блога. В далнейшим я постараюсь описать, какая у меня сейчас точка зрения.
ЛИЦО МОСКВЫ
Сначала между мной и Москвой складывались сложные отношения. Отправленная сюда в 1997, я думала, что смогу сделать город своим, изучить его из нутри и потом уехать, довольная тем, что там была и все сделала как следует. Я вернулась домой как будто в тумане: не знала, как рассказывать всем дома о том, что я видела. Я не поняла, как воспринимать затхлый слой оставшийся после Советского Союза, серость и разруху. Моя мечта не могла сбыться, потому что я хотела точно понять место, которое только что отправилось в новую эпоху перемен.
В течение первой половины 90 годов количество машин внезапно увеличилось вместе с мусором на улицах, хотя более старые центральные районы города сохранили свою прелесть. В хорошие дни были зеленые бульвары, спокойные пруды, вокруг которых стояли высокие тополя и сладко пахнущие липы; были дворы, в которых прятались редкие дореволюционные дома; крыши, краснеющие на солнце и имперские фасады. В другие дни Москва задыхалась: забитые пыльные улицы с шестью и более полосами, по которым мчались машины; хаотичная неразбериха около метро, где толпились торговцы и местные бомжи в грязи так называемого тротуара, испачканного выплюнутым содержанием горла прохожих.
В течение моего первого года в Москве я много времени просто смотрела наверх на огромные сталинские здания и вниз на самые широкие улицы, которые я когда-либо видела. Я чувствовала себя маленькой – почти незаметной – и благоговела перед странностью и непроницаемостью Москвы. Я хотела взобраться на ее вершину, чтобы найти удачную точку, с которой можно было видеть всю столицу – чтобы видеть дальше чем, масс бетона внизу и понять целую картину. И так я полюбила Москву и была все более и более заинтригована. Я долго шла к пониманию того, что другая история и другой мир разделили те перемены, свидетелем которых я была, и масштаб которых во много раз превосходит даже самые большие перемены в моей стране. И конечно стабильность моей родины была также фантастической для тех, кто несся по волнам перемен в России.
Когда я вернулась в Москву в 2000-г, я была поражена тем, насколько столица стала более западной, имеющей все признаки развивающегося капитализма. Серые советские пространства встряхнулись: везде висели неоновые вывески; круглосуточные магазины появились на каждом углу; киоски толпились на площадях перед метро, и пустые интерьеры вагонов вдруг покрылись блестящей улыбающейся рекламой.
Сейчас уже кажется, что знакомые киоски 90-ых скоро тоже станут признаком прошлого. Начиная с января 2005-г, многие из них убрали с территорий вокруг метро. Сразу открылись пустые пространства вместе с полосками асфальта, которым не мешало бы внимание доброго градостроителя (или хотя бы паровой каток, чтобы выровнять опасные ямы, которые склонны превращаться в пугающие лужи). Сейчас оставшиеся печальные пустыри превращаются в деловой ландшафт с зеркальными поверхностями. Исторические здания, площадки для игр и детские сады борются за дорогостоящую землю, на которой они стоят; огромные плакаты, рекламирующие пиво и косметику маскируют обрушивающиеся фасады советских зданий.
Разумеется, что как только перемены стали возможными, жители Москвы сразу захотели увидеть результаты. До сих пор скорость перемен преобладала над постоянством и качеством. Таким образом, многие перемены являются лишь косметическими: если приподнять непрочный покров или снять неоновую вывеску, то появятся убогие остатки заброшенного прошлого. Хотя для некоторых зданий не жалеют свежего слоя краски или новой отделки, кажется, что за другие части города никто не несет ответственности.
Главным местом для перестройки конечно является маленькая часть – центр Москвы. По традиции здесь жили из поколения в поколение коренные москвичи. Но в последние годы их постепенно переселяют, чтобы передать жилые дома в государственную собственность или перестроить их в элитное жилье. Дальше от центра контраст между прошлым и настоящим еще виднее. В этих районах белые панельные торговые центры выделяются на сером фоне и заманивают местных жителей, которые поднимаются внутри них по старым советским лестницам вдоль голых бетонных плит, оставшихся с другого времени.
Существуют две главные стороны облика Москвы: некая поверхностная новизна и возрастающий упадок. Нет никаких булыжных мостовых (кроме Красной площади) или домов закутанных в плющ, передающих ощущение элегантного запустения и нежной старости. Конечно, во многом правда, что архитекторы столицы могут только идти вперед и пересматривать Москву заново, так как ссылки на старое европейское прошлое, которые подходят Питеру, здесь выглядят немного как китч. Шансы найти оригинальные дореволюционные здания, пережившие советскую идеологию, снижаются каждый год, так как их разрушают и строят как простые пошлые отражения бывших времен. Более яркие, гладкие, новые. На этом этапе китча Кажется, что проектировщикам не важно достигнуть ощущения прочности, они предпочитают скороспелые украшения. Куда ни посмотришь – либо соскабливают, либо закрывают панелями прошлое.
Для пожилых будущее представляет собой грядущую угрозу, от которой надо защищаться, а настоящее – момент, который надо просто выдержать. «Что происходит со столицей?» – это вопрос, который пенсионеры часто задают в троллейбусах и трамваях. Они жалуются на засилье рекламы не только по телевизору а также на аудио-рекламу, которая звучит троллейбусах и трамваях между остановками, над их головой на эскалаторах в метро и в переходах между станциями. В начале 2005 многие из них были потрясены тем, что им заменили медицинские льготы и бесплатный проезд денежными пособиями, которых далеко не хватало, чтобы покрыть минимальные требования. Оказалось, что эта перемена была слишком радикальная, и после массовых митингов государство вернуло льготы.
Кажется, что не только стабильность находится где-то далеко впереди, но для многих даже любая попытка представить себе будущее кажется просто невозможной. Любой план, сделанный в России, может быть реальным только если он касается непосредственно будущего. Очертания определенности даже событий запланированных на несколько месяцев вперед, гораздо более туманно, чем у событий запланированных в Англии на далекое будущее. Это правда на многих уровнях – что касается курса доллара, политической конъюнктуры и вопроса о том, что будет продавать магазин на углу: обувь, овощи, шашлыки или корм для кошек. В моем родном городе люди все еще не могут привыкнуть к тому, что переименовали один магазин 15 лет назад, и они все еще называют его по-старому. А вот магазины в Москве могут ежемесячно менять свое направление, хозяина, продавцов.
Временами я чувствую, как пресловутая русская пассивность неумолимо втягивает меня в себя, и я готова уступить воле судьбы, размышляю о том, не будет ли слишком рискованно, если я куплю билеты в театр за две недели. Но как правило, я не готова подчиняться загадочной русской судьбе. Я стараюсь убедиться в том, что не обязательно решать какую-то проблему общепринятым – обычно нелогичным – образом. Иногда я стараюсь дать совет о том, как преодолеть проблемы, возникающие в России, которые они вообще не считают проблемами, а чем-то само собой разумеющимся.
У меня есть несколько правил, которые можно применять, чтобы разрешать самые обычные проблемы, которые встречаются в России. Всегда надо попробовать хотя бы дважды, чтобы получить нужные результаты: если спрашиваешь, нет ли еще билетов, и женщина говорит «нет» (имея в виду, что у нее лично нет, но стоило бы спросить в следующем окне), конечно надо идти к соседнему окну. Перед тем, как сдаться, надо попробовать несколько раз. Не стоит никогда ничего выкидывать! Тебе может понадобится посадочный талон с рейса, совершенного несколько лет назад, в случае если потеряют запись твоих баллов, которые ты годами мужественно накапливаешь, чтобы получить скидку на рейс. Тебе понадобится кусочек картона, который был внутри кофты, иначе ее не обменяют. Но это все наследие Советского Союза, как мне говорят.
«В советские времена говорили, что «инициатива наказуема»,- говорит Андрей, 32-летний программист, торгующий советской атрибутикой по выходным. – Но у русских всегда было такое отношение, как «при чем здесь я» и «это не мое дело».
До сих пор иногда кажется, что страх проявить инициативу является единственной причиной того, почему русские исполняют определенные задачи определенным образом. В одном офисе, где я работала, я постоянно слышала, как секретари жаловались на то, что не знают к какому часу должны закончить какую-то работу. Я советовала им спросить у шефа, что они потом и сделали, и проблема была разрешена.
Это нежелание присоединить одно звено к следующему в цепи часто основывается на принципе «это не мое дело». Изумительная способность ставить здравый смысл в тупик часто встречается в сфере обслуживания. Здесь существует непреодолимое желание оградить какую-нибудь задачу и исполнять только то, что находится внутри этого ограждения.
К счастью, молодое поколение проявляет большую инициативу. Кира, честолюбивая 23-летняя юристка, объясняет, «что часто кажется, что ты попал между двумя линиями поведения: старый извилистый путь и новый прямой путь». Она принадлежит к поколению остроумных молодых людей, которые быстро стали менеджерами, продюсерами, редакторами, создателями альтернативных клубов.
Это поколение украшает улицы Москвы своим индивидуальным стилем и готовностью улыбнуться, хотя в среднем москвичи все еще могут произвести печальное или просто мрачное впечатление. С первого взгляда кажется, что они не улыбаются и что они вообще не стараются показать какое-либо выражение на своих лицах. Незнакомые люди редко стараются быть вежливыми, когда просят уступить место, чтобы выйти из метро; просьбы кассиров найти мелочь могут звучать, как обвинения или сильное возмущение. Продавщицы занимают первое место в рейтингах неприветливости. И все остальные находятся близко к ним. Слишком вежливые просьбы могут вызвать подозрение, и разговоры о погоде могут быть поняты как сарказм. Особенно обескураживающим бывает отношение к тем, у кого есть акцент.
Конечно, коренный москвич мог бы спросить, что я имею в виду, когда я говорю «москвич». В советские времена многие приехали в Москву с надеждой получить регистрацию: право жить и работать в столице. Этих приезжих называли «лимита», так как им давали лимитную прописку, и они были как гастарбайтеры, занимающие менее привлекательные рабочие места. До сих пор это разделение чувствуется: объявления в метро начинают со слов: «дорогие москвичи и гости столицы». И растет негодование против некоторых «гостей столицы», которых обвиняют в том, что они вытесняют «настоящих» москвичей.
Жизнь в Москве меня познакомила с разными категориями людей, о которых я раньше никогда не подозревала, живя в своем маленьком городе. Советские паспорта отдельно указывали гражданство и национальность. В то время, когда каждый человек был гражданином Советского Союза, была указанна его национальность: русский, еврей, украинец, узбек, татарин, и т.д. Тогда не существовало такого расизма против людей с Кавказа, как сегодня. Евгения, 54-летняя русская, которая выросла в Грузии говорит: «мне в голову никогда не приходило думать о том, откуда кто-то: мы были равны».
К тому времени, когда я приехала в Москву, акцент на расу стал еще сильнее. «Существует традиционная враждебность по отношению к евреям и украинцам», - говорит Сергей, 40-летний торговец книгами. «Но сейчас особенно много ненависти направлено против людей с Кавказа.
В России слово «черный» описывает не тех, кто из Африки, а тех, кто с Кавказа, из таких республик как Азербайджан, Таджикистан и Чечня. Один врач мне говорил, что он отказывается принимать «черных» – Я не хочу им помогать; я не хочу видеть их здесь, - говорит он.
Таксисты всегда готовы высказать свое мнение по этому вопросу. Как правило, они не возражают против Англии. «Вы иностранка – я не про вас, я говорю о черных. Если какой-то черный один – да пожалуйста; мне просто не нравятся, когда они в группах», объясняет один таксист. Другой таксист говорит, что он был бы готов воевать против них, чтобы больше не приезжали: «Скоро вообще не будет чистых русских», говорит он.
Таксисты с Кавказа советуют, что мне было бы лучше вернуться, объясняя, что они здесь только для того, чтобы заработать деньги и отправлять их домой. Они обычно отмахиваются от угрозы, которую представляют русские для них: «Они нормальные люди по отдельности», - уверяет один азербайджанец.
Несмотря на разную степенью враждебности по отношению к незнакомым людям, москвичи могут проявить невероятное чувство ответственности перед теми, кто попал в беду. Это часто видно в метро, где при любом признаке из общей массы вдруг выделяются люди, готовые помочь. Двое прохожих друг за другом дают салфетку плачущей девушке, стоящей у медной статуи. Мне это сочувствие кажется вдруг огромным. В переполненным вагоне одна женщина вдруг начинает тяжело дышать и закрывает глаза. Окружающая толпа превращается в группу озабоченных женщин; одна вытирает ее лоб, другая кладет белую таблетку на ее язык, третья соединяется с машинистом. Все они выходят с ней на следующей остановке. Забота вместе с некоторым любопытством иногда приводят к неожиданному контакту: кто-то убирает случайный лист с плеча, обращает твое внимание на зацепку на колготках; кто-то поправляет твою юбку, как следует.
Хотя некое добрососедство достаточно частое явление, глубокое чувство соседства пострадало в результате стремления к переменам в Москве. К сожалению для многих, дом начинается там, где дверь запирается на замок. Это не включает лестницы или лифт, и в результате многие жилые дома грязные с вонючими лифтами, хотя сами квартиры внутри могут быть чистейшими. В последние годы появились попытки внушить людям чувство дома и общественной ответственности к общественным пространствам. Кажется, что в некоторых дворах акция «мой дом, мой двор» дала положительный результат: покрасили детские площадки и добавили деревянные скульптуры, посадили клумбы, ящики с цветами появились на балконах. Но в дворах все еще бросают машины, бросают мусор из окна, выставляют старые духовки у подъездов.
Эта неряшливость также распространяется на окружающие леса и парки, где жители столицы любят собираться, чтобы готовить шашлыки, как только наступает весна. Хотя многие любят блеск и сверкание огней столицы, у них также искренняя любовь к природе, которую они выражают особым образом: они нагружают машину водкой, мясом и чипсами, уезжают за город, где оставляют после себя горы мусора. Подобным образом портят великолепные места для купания вокруг Москвы, где могли бы отдыхать от центра города. Уже ко второй неделе мая выкопанные для мусора ямы переполнены и нет надежды на то, что кто-то их вычистит.
Опять мои друзья мне говорят, что это прямое последствие советских времен, когда за это отвечал кого-то другой. Сейчас стоит сложная задача заставить людей понять, что именно они несут ответственность за окружающую среду. Лена, 28-летняя физиотерапевт, считает, что «существуют два типа русских – интеллигент и быдло». Она определяет интеллигенцию через чувствительность: они дают деньги бездомным, помогают, если их просят: «у них склонность к духовности». Ко второй категории «быдло» Лена приписывает людей, которые проявляют грубое поведение и отсутствие культуры. Они ведут себя задиристо, не уважают других и не чувствуют какую либо ответственность перед кем либо. «Эти русские портят репутацию остальных. Они берут все, что могут и ничего не уважают», продолжает Лена.
Конечно, надо провести различие между этими людьми, живущими по принципу «это не мое дело», и теми добрыми, образованными людьми, которые искренне любят свою родину. Эти чувствительные русские часто давали мне убежище от суетных улиц Москвы на кухнях, где мы проводили много приятных часов в кухонных разговорах. В течение моего первого года в столице, когда я с трудом строила фразы, я освоила новый этикет диалога у них: целебное «воркование», выражающее сочувствие, цоканье языком в знак солидарности, качание головой в знак легкого отчаяния.
«Что произойдет с этим городом?» – это вопрос, который задают только те, кто озабочен качеством своей жизни. Москва не может остаться такой, как она сейчас: перемены необходимы. Но если власти продолжат отдавать участки города тем, кто предлагает самую высокую цену, столица возможно вступит в противоречие с теми, кто там живет и кому нужно больше, чем казино, престижные дома и торговые центры. Им нужны бассейны, детские площадки, открытые скверы, парки без мусора и чистый воздух. Но эти вещи жизненной необходимости находятся под угрозой, и только те места, где инициативные группы защищают их, есть шанс на выживание.
Бассейну «Нептун», который находится на севере-западе Москвы, предстоят тяжелые времена. Подрядчики уже начали строить на участке, расположенном рядом с 50-метровым открытым бассейном. Элитный жилой дом будет воздвигнут на земле, которая изначала была предназначена для строительства центра водного спорта, но участок был продан, и мэр Москвы утвердил новый проект, который будет выполнен строительной компанией, принадлежащей его жене. Со времени строительство дома приведет к закрытию бассейна. «Почему здесь не строят теннисные корты или футбольное поле для детей?» говорит одна посетительница бассейна. «Здесь мог бы быть хороший район для спорта и отдыха» продолжает она. Люди собираются бороться. «Может быть, Лужков не знал, что там рядом находится бассейн, когда он подписал заказ на строительство» говорит пожилая Вера Иванова во время дискуссии в раздевалке. Может, и не знал.
Музей кино на Краснопресненской уже вошел во второй раунд борьбы за свое помещение, которое министерство культуры выделило для музея в советские времена. Здесь показывают классику кино, документальные фильмы, конкурсное и международное кино. Каждый март идет фестиваль нового итальянского кино, на который приезжают итальянские режиссеры и актеры, рассказывают про свое кино, восхищаются Москвой, и где директор музея Наум Клейман обязательно выступает и говорит теплые слова о том, почему нам нужно кино. В этом году у него был особая просьба: не сдаваться; надо продолжать бороться за кино.
Боковой подъезд музея кино освещен одиноким чугунным фонарем; интерьер – простой и потрепанный. Билеты стоят очень дешево; здесь не стремятся делать прибыль. В передней части здания размешен огромный комплекс казино, фасад которого украшен блестящими разноцветными панелями. Это пример того, что можно найти повсюду в Москве: кричащая прибыльные учреждения стараются расшириться и занять помещения культурных центров. Кажется, что все потеряно, но летом прошлого и этого года посетители музея кино и международные кино центры протестовали и в результате музей кино еще существует. [Но все-таки вытеснили музей, он сейчас в театре Салют].
И говорят, что русские пассивны. Говорят, что они фаталисты. Но пассивность возникает из за отчаяния, когда кажется, что ничего никогда не изменится; она наступает, когда теряется надежда на лучшую жизнь. И фатализм помогает пережить сегодняшний день.
Лицо Москвы отражает переменчивые времена, через которые она проходит, и близорукость, кто застраивает ее. Лихорадка обогащения оставила ее без опоры и лишила ее чувства прочности и подлинности. И блестящие новые здания так, и не будучи достроенными, начинаю тонуть в лужах, которые заполняют дыры в тротуарах. Убирают все, что не прибыльно. Забота за городом направлена только на определенные районы, и чистый воздух встречается все реже. «Ведь это все важно, но кто может постоянно за это бороться?» - говорит Лена.
|
|
|